Маркус усмехается.

— Даже эта армия не смогла бы убедить меня, что у него на руках есть какие-то козыри здесь. Он может выглядеть самодовольным, но страх в его глазах сияет ярче, чем эти гребаные бриллианты у него на шее.

Ухмылка играет на моих губах, когда я замечаю дрожащие руки Жасмин рядом со мной.

— На этот раз тебе придется остаться в машине, — говорю я ей, одевая майку. — Поверь мне, ты не захочешь иметь ничего общего с этим парнем. Если хорошенько подумать, тебе, вероятно, следует пригнуться и спрятаться. Лучше всего, чтобы Джованни даже не знал, что ты здесь.

— Джо… Джованни? — бормочет она с широко раскрытыми от ужаса глазами, ее страх отражает мой, когда я впервые увидела этого ублюдка. — Как Джованни ДеАнджелис, босс мафии?

— Единственный и не повторимый, — бормочет Леви рядом со мной с явным раздражением в голосе, слишком хорошо зная, что может означать случайный визит его отца. — Добро пожаловать на дерьмовое шоу.

Роман останавливает “Эскалейд” прямо в центре черных внедорожников и тяжело вздыхает, прежде чем повернуться ко мне лицом.

— Помни…

— Я знаю, — пробормотала я, закатывая глаза и обрывая его, уже более чем привыкшая к этой рутине. — Видима, но не слышима. Я поняла это за последнюю сотню раз.

— Ты почти одурачила меня, — бормочет он, прежде чем взглянуть на своих братьев. — Не облажайтесь. Я не в настроении проводить день, разгребая этот бардак. Я просто хочу, чтобы он убрался отсюда, и мы могли решить, что, черт возьми, делать с этой девчонкой.

Он обращает свое внимание на Жасмин.

— Не высовывайся, — говорит он ей, яд в его глазах гарантирует ее согласие. — Не издавай ни единого гребаного звука. Не кричи. Не убегай. Даже не выглядывай, блядь, в чертово окно. Это понятно? Если услышишь выстрелы, закрой глаза и молись гребаному Богу, чтобы в тебя не попали. Это не твое дело, но если ты попытаешься сделать его своим, я позабочусь о том, чтобы ты не дожила до того, чтобы рассказать об этом ни единой чертовой душе.

Ее глаза расширяются, когда она кивает головой, испуганная Романом больше, чем за все это время.

Я тяжело вздыхаю.

— Ты что, издеваешься? Ты хоть представляешь, сколько усилий я приложила, пытаясь заставить ее доверять тебе настолько, чтобы перестать дрожать? А потом ты продолжаешь нести эту чушь? Черт возьми, Роман. Большое спасибо.

Роман прищуривает свой мрачный взгляд.

— Я не играю в твои гребаные игры, Шейн. Мне насрать, доверяет она мне или нет. Это ее проблема, не моя, но если она по глупости решит, что может доверять мне, зная то, что она уже знает обо мне, то это ее ошибка. А теперь выметайся к чертовой матери из машины, чтобы мы могли покончить с этим побыстрее.

Я закатываю глаза, но он не дает мне шанса, распахивая свою дверь. Как по команде, армия придурков поднимает оружие, и Маркус испускает разочарованный вздох.

— Просто охуенно. Электрошокеры.

Леви пожимает плечами рядом со мной и тоже открывает свою дверцу.

— Лучше шоковых ошейников.

— Очевидно, что ты никогда не получал электрошокером по яйцам, — бормочет Маркус, широко распахивая дверь.

Трое братьев как один выходят из машины, и я быстро следую за Леви, не забывая закрыть за собой дверь, чтобы скрыть Жасмин, когда она соскальзывает на пол. Ощущение направленного на меня электрошокера заставляет мой желудок сжиматься от беспокойства, но, учитывая другой вариант — пистолет, заряженный пулями, я могу смириться с этим. По правде говоря, эти электрошокеры, скорее всего, нацелены на парней, а не на меня. Во мне не видят угрозы, и на то есть веские причины. Моя способность царапать кожу ногтями не имеет ничего общего с тем ужасным дерьмом, которое парни могут сотворить голыми руками.

Мы вчетвером обходим “Эскалейд” и направляемся к Джованни, который стоит в пятнадцати футах от нас.

Двенадцать футов.

Десять футов.

Девять. Восемь. Семь.

Без предупреждения и даже шанса закричать нажимаются все до единого гребаные спусковые курки, и острые металлические наконечники электрошокеров впиваются в мою кожу. В одно мгновение я падаю на землю, мое тело сотрясается от боли, когда я кричу, агония слишком сильна, чтобы ее вынести.

Горячие слезы щиплют мне глаза, но боль длится всего несколько секунд, прежде чем она проходит, оставляя меня оцепеневшей и задыхающейся. Маркус нависает надо мной, стоя на коленях и упираясь сжатыми кулаками в подъездную дорожку, и мне требуется всего мгновение, чтобы осознать, что я была не единственной, кого сразил жестокий электрошок — нас было четверо. Когда я поднимаю голову от земли, я вижу Джованни, стоящего прямо перед нами.

— Очень мило, что вы присоединились к нам.

Какой гребаный мудак.

Гнев пульсирует в моем теле. Где, блядь, он берет вдохновение, чтобы выкидывать подобные гребаные трюки?

Роман первым приходит в себя, поднимается на ноги, хватается за металлические зубцы и отрывает их от своей кожи, хотя я не удивлена. Такой парень, как Роман, вероятно, проводит свой день, поражая себя электрошоком, просто чтобы выработать какую-то устойчивость к шоку, готовя себя именно к таким моментам, как этот. Ублюдок, наверное, получает от этого удовольствие.

Рука Маркуса скользит по моей обнаженной талии, когда он поднимается на ноги, но это все, что я получаю от него. Он хочет, чтобы я самостоятельно встала, твердо решив не показывать, как сильно он заботится обо мне перед своим отцом.

Парни не говорят отцу ни слова, просто молча смотрят, как я поднимаюсь на дрожащих ногах, жалея, что не осталась прятаться на заднем сиденье “Эскалейда” с Жасмин.

— Начинайте говорить, — выплевывает Джованни, глядя на своих сыновей так, словно они отбросы общества. — Где, черт возьми, вы были? Вам строго приказано оставаться в замке, так что представьте мое удивление, когда мне позвонили и сообщили, что мои гребаные придурки — сыновья арестованы ФБР.

В уголках рта Романа появляется ухмылка, он более чем доволен собой из-за того, что сейчас скажет.

— Бизнес, — говорит он, не предлагая ничего больше.

— Бизнес? — Джованни рычит. — Единственный гребаный бизнес, который у вас есть, — это мой. Какого хрена вы делали на той вечеринке? С кем вы встречались?

Маркус ухмыляется, и я знаю, что он собирается обосрать все ограничения, которые Роман только что наложил на него. Я почти слышу обреченный вздох Романа.

— Почему же? — Спрашивает Маркус, его глаза сверкают тем обычным блеском а-ля: "Я замышляю недоброе". — На той вечеринке было несколько громких имен. Кто из них заставил тебя трястись от страха?

Маркус получает еще один удар долбаным электрошокером, и я почти кричу, когда он падает на колени рядом со мной, но вместо этого я просто стою во весь рост, стараясь не показывать своих эмоций, пока он ругается от боли у моих ног.

Джованни ухмыляется, демонстрация боли Маркусом только возбуждает его.

— Когда ты научишься, сынок? — бормочет он, присаживаясь, чтобы встретить разгоряченный взгляд Маркуса. — Ты никогда не победишь меня. Сдавайся. Скажи мне то, что я хочу знать.

Маркус отрывает зубцы от своей кожи, и его прошибает липкий пот.

— Ты гребаная сука, — говорит он ему, произнося каждое слово как евангелие.

Рука Джованни разжимается, с громким шлепком ударяясь о кожу Маркуса.

— Хватит, — рычу я, протискиваясь между Маркусом и Джованни, стараясь не прикасаться к нему несмотря на то, что моя рука вздрагивает. Я чувствую, как Маркус встает позади меня, его большое тело нависает надо мной. — Ты называешь своих сыновей придурками, и все же ты запер их в этом нелепом замке, и они все еще умудряются бросать тебе вызов. Сколько раз ты собираешься причинять им боль, прежде чем поймешь, что это только делает их сильнее и разжигает их желание уничтожить тебя?

Джованни смотрит на меня, и, как я и ожидала, его рука летит к моему лицу. Я отшатываюсь назад как раз вовремя: рука Романа успевает перехватить запястье отца, как и в тот вечер много недель назад. Не раздумывая ни секунды, Роман отпихивает руку отца ему в грудь с такой силой, что тот отшатывается на несколько шагов, и каждый из его приспешников вздрагивает от этого толчка.